Гарри следом за ними уходит с веранды (слишком там становится мрачно: бук стал черным, как чернила, мошки разбиваются о железные сетки) и направляется в столовую. Ему нравится смотреть снизу на ноги Дженис, когда она в своем теннисном костюме поднимается наверх помочь матери устроить все как надо. Надо будет побаловаться с ней как-нибудь ночью. Он мог бы тоже подняться наверх и помочь ей, но его привлекает необычно белое женское лицо на обложке июльского номера «К сведению потребителей», который он сегодня утром снес вниз, чтобы почитать в приятный час между отбытием мамаши в церковь и их с Дженис отъездом в клуб. Журнал по-прежнему лежит на ручке вольтеровского кресла, где по вечерам восседал старик Спрингер. Выкурить его оттуда было просто невозможно, а когда он отправлялся в ванную или на кухню выпить пепси, кресло пустовало. Сейчас Гарри опускается в него. Девчонка на обложке в белом котелке и в белоснежном смокинге, с вымазанным белилами лицом; оно у нее раскрашено красным, синим, белым, как у клоуна, а на приподнятой руке лежит сгусток клейкой белой массы косметического молочка. Сперма . все модели — проститутки, девчонки в порнофильмах мажут лицо спермой. «Бродвей пробует разное косметическое молочко», — сказано под ней, ибо номер за этот месяц посвящен косметическому молочку наряду с творогом (достаточно ли он очищен или только более или менее), кондиционерами, компактными стереопроигрывателями, консервными ножами (и зачем только изготовляют прямоугольные консервные банки?). Гарри решает дочитать материал про воздушные кондиционеры и обнаруживает, что если вы живете в районе повышенной влажности (а, как он полагает, именно в таком районе он и живет, во всяком случае, по сравнению с Аризоной), то кондиционеры почти всех марок имеют склонность капать — иные настолько, что их не стоит устанавливать над внутренними двориками или дорожками . Хорошо бы иметь внутренний дворик и утопленную ниже уровня земли гостиную, как у Уэбба Мэркетта. У Уэбба и этой забавной маленькой вертушки Синди всегда такой вид, будто они только что вылезли из душа. Впрочем, Кролик доволен и тем, что имеет. Вот что он любит — домашний покой. Чтобы женщины деловито сновали над его головой, а за окном, словно вода о берег озера, билась в стекла летняя ночь. Он успевает прочесть про компактные стереопроигрыватели и даже начинает читать статью о ссудах на приобретение автомобилей, но тут Нельсон и Мелани возвращаются с тремя перепачканными картонками пиццы. Гарри быстро срывает с носа очки — как ни странно, в них он чувствует себя почему-то голым.

Лицо у мальчишки просветлело и даже, можно сказать, повеселело.

— Ух ты, — говорит он отцу, — а мамашкин «мустанг», когда надо, во дает! Какая-то обезьяна прямо из джунглей в «кадиллаке» этак шестьдесят девятого года вовсю жгла мотор, но я ее мигом обогнал. Так он сидел у меня на хвосте всю дорогу до моста через Скачущую Лошадь. Страшновато было.

— Вы возвращались таким путем? Неудивительно, что у вас ушло на это столько времени.

— Нельсон показывал мне город, — сообщает Мелани со своей поющей улыбкой, уходя с плоскими картонками на кухню и оставляя за собой в воздухе мелодичный след. У нее уже появилась эта приятная прямая осанка, присущая официанткам.

Гарри кричит ей:

— Этот город знавал лучшие дни!

— По-моему, он прекраси-ивый, — долетает ее ответ. — Люди красят свои дома в разные цвета, совсем как на Средиземноморье.

— Это испашки, — говорит Гарри. — Испашки и итальяшки.

— Пап, а ты, оказывается, полон предрассудков. Тебе бы надо больше путешествовать.

— Да нет, я это в шутку. Я всех люблю, особенно когда окна в моей машине заперты. — И добавляет: — «Тойота» собиралась оплатить нам с мамой поездку в Атланту, а потом какой-то агент под Гаррисбергом побил нас по продаже, и поехал он. Это была районная премия. Мне было досадно, потому что меня всегда интересовал юг — люблю жару.