— Поверить в это трудно.

— О, вот как? Ты хочешь сказать, это так же невероятно, как хирург, прерывающий операцию ради обеда и пинты пива?

— Ну… в общем, да.

— Малыш, мы живем в несовершенном мире.

Райан решил остановиться на этом. У Кэти будут впереди целые выходные, чтобы обдумать свое дальнейшее поведение, а ему надо садиться за книгу о Холси.

А в Москве мелькали пальцы.

Как [т]ы сообщишь в Лэн[гли]? — спросила Мери Пат.

Не знаю, — ответил Эд.

Курьером, — предложила она. — Это может быть очень важно.

Эд кивнул.

Рит[тер] будет в восторге.

Это точно, — согласилась Мери Пат. — Хочешь, я возьму встречу на себя?

Твой русский язык безупречен, — подумав, ответил ее муж.

Теперь кивнула она. Эд знал, что Мери Пат говорит на изящном литературном русском языке, которым в Советском Союзе пользуются только люди образованные. Обычный советский гражданин верил с трудом, что иностранец может так свободно владеть русским. Разговаривая с прохожими на улице или общаясь в магазине с продавцом, Мери Пат тщательно следила за тем, чтобы не выдать это умение, вместо этого умышленно спотыкаясь на сложных фразах. В противном случае на нее обязательно обратили бы внимание, поэтому подчеркнуто неправильная речь была такой же неотъемлемой составляющей ее «крыши», как светлые волосы и американская манерность. Новый агент обязательно обратит на нее внимание.

Когда? — спросила Мери Пат.

Иван сказал завт[ра]. [Т]ы готова? — ответил Эд.

Потрепав мужа по бедру, молодая женщина игриво улыбнулась, что переводилось как: «А то как же!»

Фоули любил свою жену так сильно, как только мужчина может любить женщину, и частью этого чувства было уважение к той страсти, с какой Мери Пат относилась к игре, которую вели они оба. Лучшей жены ему не смогло бы подобрать никакое брачное агентство. Сегодня вечером они обязательно сольются в объятиях любви. Возможно, правило «никакого секса перед боем» и применимо по отношению к боксу, однако Мери Пат придерживалась как раз обратного мнения, и если микрофоны в стенах и заметят что-нибудь, ну и хрен с ними, подумал московский резидент, отвечая на улыбку жены.

— Боб, когда вы улетаете? — спросил зама по опер-работе адмирал Грир.

— В воскресенье. Прямым рейсом Эй-эн-эй на Токио, а оттуда в Сеул.

— Уж лучше вы, чем я, — заметил зам по РА-работе. — Я терпеть не могу длинные перелеты.

— Ну, главное — это постараться проспать хотя бы половину времени в воздухе, — у самого Риттера это получалось без труда.

У него было намечено совещание с руководством корейского ЦРУ, на котором предстояло обсудить проблемы Северной Кореи и Китая, волновавшие как зама по опер-работе, так и Сеул.

— К тому же, в моей лавочке сейчас никаких важных дел не запланировано, — добавил Риттер.

— Ловко вы придумали — улизнуть из Вашингтона, когда президент каждый день теребит меня по поводу папы римского, — высказал вслух свои мысли судья Мур.

— Ну, Артур, если вам от этого станет легче, знайте, что мне очень неудобно, — хитро усмехнулся Риттер. — В мое отсутствие делами займется Майк Босток.

Директор ЦРУ и его зам по РА-работе хорошо знали и любили Бостока, в прошлом талантливого оперативного работника, признанного специалиста по Советскому Союзу и Восточной Европе. Однако, к сожалению, в нем было слишком многое от лихого ковбоя, чтобы ему можно было доверять появляться на Капитолийском холме. Ковбоям отводились другие роли — как, например, Мери Пат Фоули.

— О последнем заседании Политбюро по-прежнему никакой информации?

— Пока что ничего нет, Артур. Быть может, на нем обсуждались какие-нибудь текущие вопросы. Знаете, советские лидеры занимаются не только тем, что планируют новую ядерную войну.

— Согласен, — усмехнулся Грир. — Они обвиняют в этом нас. Господи, они все поголовно страдают манией преследования!

— Помните, что сказал Генри: «Даже у параноиков есть враги.» И именно это и является нашей работой, — напомнил Риттер.

— Роберт, вам по-прежнему не дает покоя ваша операция «Маска красной смерти»? — спросил судья Мур.

— Пока что у меня еще нет ничего определенного. Я пробовал обсудить свои мысли с нашими людьми и — черт побери, Артур, представляете, я прошу их не замыкаться в рамках, и что они делают? Строят себе новые, более прочные рамки!

— Не надо забывать, что у нас здесь мало людей предприимчивых, инициативных. Как-никак, это правительственное учреждение. Наши сотрудники работают на твердом окладе. А это никак не способствует творческому мышлению. От нас с вами зависит, чтобы изменить подобное положение дел, — заметил судья Мур. — Какие будут предложения?