– Расскажите еще что-нибудь. Ну пожалуйста!

– Хорошо. Только история должна быть короткая. Я лично прослежу. Но сначала… – Дайана напустила на себя серьезный вид и скомандовала: – Бросьте оружие, Корднер!

Хьюго протянул мне пистолет рукояткой вперед и проследил, как я вложил его обратно в кобуру.

– Большое спасибо, детектив Ломакс. Расскажите, пожалуйста, о первом убийстве, которое вы раскрыли.

– О, тогда я был еще подростком.

– Тем более!

– Мне было пятнадцать. Я, в отличие от тебя, Хьюго, и не думал, что стану полицейским. Моя мама работала каскадером, и я мечтал пойти по ее стопам. А по соседству жила очень славная старушка, миссис Ховзепиан. Она обожала работать в саду – целыми днями возилась с клумбами. Как ни иду из школы, миссис Ховзепиан подрезает усохшие листочки ножничками, крохотными такими, впору младенцам ноготки стричь, и разговаривает с цветами. Бывало, посмотрит на меня и спросит: «Как по-твоему, Майк, я сумасшедшая?» А я-то читал, что, если разговаривать с растениями, они лучше растут, и всегда отвечал: «Что вы, миссис Ховзепиан! Конечно, нет». А она только вздыхала: «А вот Донни считает, что я рехнулась».

– Кто это – Донни? – спросил Хьюго.

– Ее сын. Ему тогда было уже лет пятьдесят, а он все жил с матерью. Донни со мной вел себя дружелюбно, но я чувствовал, что он притворяется, и сторонился его. Однажды, возвращаясь из школы, я с удивлением увидел, что в саду никого нет. Зато у дома миссис Ховзепиан стоит «скорая», а сама миссис Ховзепиан лежит на носилках в черном мешке. Говорили, что она упала с крыльца. Донни ее нашел.

– Так это он и убил! – воскликнул Хьюго.

– Я тоже так подумал. На похоронах Донни плакал и звал: «Мама, мама!» – мешая священнику. Но я ему не поверил. Уж очень ненатурально Донни выражал скорбь. Через несколько дней после похорон я увидел, что клумбы, над которыми так усердно трудилась миссис Ховзепиан, разворочены, а цветы выдраны. Я сразу понял, чьих это рук дело – такую гадость мог сотворить только злобный лицемерный Донни. Сначала мать убил, а теперь и за цветы ее взялся. Я пошел в полицию и изложил свои соображения по поводу смерти миссис Ховзепиан. Донни, сказал я, убил мать потому, что ревновал ее к цветам, – считал, что она уделяет им больше времени, чем родному сыну. И ревность его так сильна, что теперь он разворотил клумбы, чтобы и духу не осталось от обожаемых цветов миссис Ховзепиан. Детективы мне сказали, что тоже подозревают: миссис Ховзепиан не сама упала с крыльца, ее столкнули, однако доказательств нет. Меня только поблагодарили за бдительность. С тем и ушел.

– Вы же на этом не успокоились? – полуутвердительно спросил Хьюго.

Дайана прикрыла рот ладонью. Улыбку ей удалось спрятать, но глаза-то она никуда не дела. Глаза Дайаны сияли от радости.

– Сначала я ужасно расстроился. Не мог я допустить, чтобы сумасшедшему Донни убийство сошло с рук. Я принялся думать и наконец придумал. Идея была, прямо скажу, неординарная. Раз нельзя доказать виновность Донни, решил я, надо заставить его самого признаться.

– Здорово! Но каким образом?

– Я ведь знал, что Донни сумасшедший. На его сумасшествие я и сделал ставку. План мой назывался «Месть цветов». Я пошел в питомник и купил несколько ящиков цветочной рассады. В магазине канцтоваров купил писчую бумагу с изображениями разных цветов. На следующее утро, когда Донни вышел из дому, прямо на развороченной клумбе он увидел свежепосаженные маргаритки. А рядом лежала записка.