— Я считаю, можно привыкнуть обходиться без того, в чем мы начинаем испытывать недостаток. Мне, к примеру, не нужны электрические ножи и все такое прочее. Меня куда больше беспокоит судьба улиток и китов, чем истощение запасов железа и нефти. — Она делает упор на последнем слове и смотрит на Гарри. Точно он особо связан с нефтью. А он решает, что его раздражает в ней эта манера вечно как бы гипнотизировать его. — То есть я хочу сказать, — продолжает она, — что, пока в мире что-то произрастает, нет предела возможностям. — Ее мурлыканье еще долго звучит на погружающемся в темноту крыльце. Чужачка. Простофиля.

— Словом, этакий огромный огород, — говорит Гарри. — Куда, к черту, запропастился Нельсон? — Раздражает его, видимо, то, что эта девчонка точно из другого мира и в ее присутствии его собственный мир становится совсем жалким. Он испытывает большее влечение даже к толстой старой Бесси. По крайней мере в ее голосе звучат интонации их округи, много такого, с чем связана его жизнь. Этот голос напоминает ему, как однажды он вломился в ванную, а она сидела на стульчаке, задрав на колени юбку, и закричала; он услышал ее крик, но почти ничего не увидел — лишь кусок бедра, белого, как мраморный прилавок у мясника.

Бесси со скорбным видом отвечает:

— По-моему, он поехал куда-то по делу. Дженис знает.

Дженис подходит к двери на веранду, такая нарядная в своих маргаритках и оранжевом переднике.

— Он уехал около шести с Билли Фоснахтом. Они должны были бы уже вернуться.

— А на какой машине?

— Им пришлось взять «корону». Ты ведь уехал в винный магазин на «мустанге».

— Какая прелесть! А что тут делает Билли Фоснахт? Почему он не в армии? — Гарри хочется порисоваться перед Чарли и Мелани, показать, кто здесь хозяин.

Но и Дженис очень по-хозяйски держит деревянную ложку. Она говорит, обращаясь ко всей компании:

— Дела у него, по слухам, идут отлично. Он занимается первый год на зубоврачебном факультете где-то в Новой Англии. Хочет стать — как же это называется?

— Офтальмологом? — подсказывает Кролик.

— Эндодонтологом.

— Ну и ну, — только и в состоянии вымолвить Гарри. Десять лет тому назад, в ту ночь, когда у Гарри сгорел дом, Билли обозвал свою мать сукой. И хотя все эти годы, пока Нельсон ходил в школу в Маунт-Джадже, Гарри часто видел Билли, он не забыл, как Пегги закатила тогда сыну пощечину, а мальчишке было лет двенадцать или, может, тринадцать, так что на нежной коже от ее пальцев остались красные следы. И тогда Билли назвал ее проституткой — она ведь еще не остыла от объятий Гарри. А позже, ночью, Нельсон поклялся, что убьет отца. «Сволочь, ты погубил ее, из-за тебя умерла Джилл. Я убью тебя . Я тебя убью .» Эта злосчастная жизнь увлекла Гарри далеко от людей, сидевших на веранде; в тишине он слышит вдали грохот молотка, которым соседка что-то забивает. — А как поживают Олли и Пегги? — спрашивает он, голос его звучит хрипло, хоть он и прочистил горло. Он потерял из виду родителей Билли с тех пор, как занялся продажей «тойот» и поднялся на ступеньку выше в их округе.

— Да более или менее все так же, — говорит Дженис. — Олли по-прежнему торчит в музыкальном магазине. А Пегги вроде бы занялась общественной деятельностью. — И она возвращается к своей стряпне.

Чарли говорит Мелани:

— Купите себе билет и слетайте во Флориду, когда вам здесь надоест.

— Что это тебя заклинило на Флориде? — громко спрашивает его Гарри. — Она же сказала, что она из Калифорнии, а ты все пристаешь к ней с Флоридой. Какая тут связь?

Чарли оправляет красный свитер на животе, он выглядит таким жалким, таким старым, кожа еще плотнее обтягивает его черты.

— Дженис, — кричит Мелани в сторону кухни, — я не могу вам помочь?

— Нет, дорогая, спасибо, — все почти готово. Что, вы уже проголодались? Никому ничего не долить?