— Ты будешь драться! — с остервенением твердил я ему в бледное ненавистное лицо. — Ты будешь драться.

ты понял! Ты будешь драться, хочешь ты или нет. Запомни, ты будешь драться! Или знаешь, сука, что я с тобой лично сделаю?!.

Я не хотел этого говорить. Я вообще не собирался доводить до такого. Но остановиться я не мог. В ту минуту я совсем не контролировал себя.

Судя по тому, что отразилось в его глазах, я, наверное, все-таки поставил его в известность о своих видах на его будущее. Не думаю, чтобы это были те действия, которые мужчина ожидает в отношении себя от другого мужчины. Если он, конечно, не гомосексуалист, страдающий к тому же острыми приступами мазохизма.

Он тоже начал заводиться.

— Руки только убери, — пробормотал он недовольно. — И хватит ругаться. Я все-таки еще глава города. Не глухой. И вообще. Не ты один смелый…

Я перевел дыхание и отпустил его. Мы мрачно смотрели друг на друга.

— Ты что-то придумал, что ли? — наконец спросил он по-деловому. Сейчас он больше напоминал себя вчерашнего.

— Не знаю. Может быть. Правда, еще не до конца. Только не вздумайте в эти два дня делать никаких заявлений. Не отменяйте ни одного мероприятия. Со всеми держитесь так, как будто ничего не произошло. Если не можете, попросите жену запереть вас в чулане. И ждите моего звонка. Я позвоню самое позднее завтра. Я ясно говорю?

— Ясно, — огрызнулся он. Все ясно. И знаешь что? Пусть лучше тебя самого жена в чулане запирает…

— Я разведен, — сообщил я, направляясь к выходу.

— То-то я и смотрю, что дикий, — бросил он мне вслед, поправляя куртку.

В ответ я хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка.

5

Только не спрашивайте, был ли у меня план действий. Разумеется, не было. Но это означало лишь то, что его предстояло найти.

Я не играл в Робин Гуда. И я отнюдь не собирался вмиг становиться защитником угнетенных. Они мне нравились ничуть не больше, чем угнетатели. Их единственное отличие состояло в том, что они слабее.

Но сейчас я думал не о Свете Кружил иной. Которая мне была совсем не симпатична. И не о Кулакове. Которого я едва знал. И даже не о Наташе. Я думал о себе. Храповицкий и губернатор ломали хребет не им. Они ломали его мне. Я так чувствовал. Не знаю, почему.

Я редко размышляю о справедливости. Не испытываю в этом потребности. Но, как говорила моя кроткая жена, когда мы с сыном, резвясь, переворачивали вверх дном квартиру: „Не надо меня доводить. Хуже будет“.

Повторяю, я не знал, что я сделаю. И потому я поехал домой, предварительно отключив мобильный телефон, чтобы не говорить с Храповицким раньше времени.

Часа полтора я просто лежал в гостиной на полу. На спине. Не то чтобы это помогало, просто, лежа на полу, я чувствовал мир иначе. В конце концов, я захотел подняться.

На работу я вернулся к пяти, предварительно узнав, на месте ли Храповицкий. Он был еще на месте.

Не обращая внимания ни на толпу в приемной, ни на Лену, я вошел хмурый и сосредоточенный. И так посмотрел на расположившегося напротив Храповицкого Васю, что он тут же исчез, забыв на столе свои каталоги.

— Какой сердитый мужчина, — заметил Храповицкий, оглядывая меня с ног до головы. Он был настроен игриво. — Мне страшно. Не обижайте сироту.

— Он не собирается сниматься, — отрезал я.

— То есть, как это не собирается? — недоверчиво переспросил Храповицкий. — Он готов любоваться фотографиями своей дочери?

— Он готов предоставить прокуратуре показания Светы Кружил и ной о нашей поездке в Москву. Она нашла его и все ему выложила. Он где-то ее спрятал. Где именно, не говорит, но намекает, что переправил ее в другой город.

Храповицкий переменился в лице. Вся его веселость вмиг улетучилась. Несколько минутой молчал.

— Она что, не понимает, чем это для нее закончится?! — спросил он, наконец, очень тихо. И очень серьезно.

— Она все понимает. Она считает, что Синего зарезали мы с тобой по приказу губернатора. И она не хочет быть следующей. Во всяком случае, так говорит Кулаков, — добавил я поспешно. — Между прочим, он и сам так думает. — С моей точки зрения, последняя фраза выглядела особенно убедительно. — Они оба уверены, что после рассказа о губернаторских угрозах прокуратура будет обязана Свету охранять. В любом случае, если с ней потом что-то случится, то виноваты окажемся мы.

Храповицкий опять надолго замолчал. Глаза его сузились. Он что-то напряженно обдумывал.

— Где же он ее откопал? — Мне показалось, что в его жестком лице мелькнуло подозрение. Но к этому вопросу я был готов.