На работу вышел и шеф полиции Лос-Анджелеса. Он явился в стильном костюме для гольфа и позволил нам с Терри забросать себя вопросами. Шеф собирался играть в гольф с мэром и хотел потренироваться отвечать. Мэр, в свою очередь, был приглашен на обед к губернатору и также нуждался в тренировке. Надо же, сколько уважаемых людей от нас зависит; неудивительно, что мы расшибались в лепешку.

Зифф по кличке Нос, мой приятель из департамента по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, также работал по воскресеньям; он позвонил и сообщил, что арестован подозреваемый в убийстве Трахтенберга – некто Тино Сантьяго, мелкий наркодилер, который свел с Трахтенбергом счеты, вонзив ему в сердце топорик для льда.

– Ну хоть одна хорошая новость, – буркнул я.

– Вряд ли эта новость покажется хорошей миссис Трахтенберг, – произнес Зифф. – Сантьяго хочет посадить лет на десяток пару-тройку жирных крыс, которые всем заправляют, и обещал нас на них вывести, если мы смягчим обвинение. Ему не по вкусу формулировка «умышленное убийство».

– А какая формулировка ему по вкусу?

– Ну, например, «самозащита». Вот прокурор и задумался.

– Гадость какая.

– Скажи это прокурору. Я так уже сказал. «Повесьте Сантьяго, – говорю, – а наркобаронов я и без него вычислю. Не спускайте ему с рук убийство».

– Я смотрю, ты спишь и видишь, как бы в свой послужной список еще и раскрытие мокрого дела внести.

– К черту послужной список! – взбеленился Зифф. – Я и так лучший коп в департаменте. Я могу зайти к шефу в кабинет, помочиться ему на стол и сказать, что отрабатываю новый способ тестирования на наркоту по моче. А шеф мне скажет: «Молодец, Зиффер, так держать». А убийство я Сантьяго не спущу из глубокого убеждения, что люди, отправляющие на тот свет себе подобных, должны быть расстреляны, изжарены или на худой конец посажены за решетку до конца своих дней.

– Извини, Зифф, – смутился я. – Не думал, что ты такой идейный, вот и пошутил неудачно.

– Вот поэтому-то, Ломакс, я и не смог бы работать в убойном отделе. Мне претят сделки, на которые чуть не каждый прокурор всегда готов. Трахтенберг был, можно сказать, законопослушный гражданин – его единственная вина в том, что он вздумал ширнуться. Сантьяго тридцать семь лет; с семнадцати он торгует наркотиками. Представь, сколько народу он успел подсадить. Меня бесит, что Сантьяго пытается спасти свою задницу, заложив еще более мерзких типов, чем он сам. Я просил прокурора не поддаваться. Но это все равно что просить Лэсси не лизать собственные яйца.

Я хотел было напомнить сержанту Зифферу, что Лэсси – девочка, а значит, по определению не имеет яиц, но счел момент неподходящим. Я поблагодарил Зиффера и спросил, не мог бы он связаться со вдовой Трахтенберга.

– Не люблю я этого, – заметил Зйфф. – Но так и быть. Тебе и Лукаса за глаза хватит.

– Еще бы, – подтвердил я, не без удовлетворения отметив про себя, что даже такие осведомленные полицейские, как сержант Зиффер, не догадываются о серийном убийце.

Был уже почти час дня; хотелось есть. Я пошел к кофе-машине, налил себе чуть теплой блеклой жижи и прихватил пару печенюшек из коробки – чья-то заботливая жена прислала ее бедолагам, которые вынуждены работать в выходные.