Прелестные маленькие пальчики Джуди все измазаны омаром. Она что-то спрашивает у матери, и он видит, что та отвечает ей, но богоподобный глас, торжественно вещающий: «Двадцать семь. Два. Семь», не дает расслышать ни слова.

— Что ты сказала, милая? — переспрашивает он, немного стушевавшись. Слух стал сдавать — или люди нынче говорят не так, как прежде, быстрее и тише. В некоторых телевизионных шоу с участием английских актеров случаются целые куски, особенно когда имитируют речь кокни, где он, хоть тресни, не может разобрать ни слова. То же и в фильмах, особенно в интимных сценах, когда создатели желают потрафить «молодому зрителю».

— Она беспокоится, что папочка останется голодный, — объясняет Пру и делает гримаску своим кривоватым на одну сторону ртом. Что это, тайный знак ему, скрытая жалоба, приглашение вступить с ней в сговор против Нельсона?

Джуди поднимает на деда свои лучистые зеленые глаза, словно ждет, что он скажет что-нибудь неодобрительное. Но он успокаивает ее:

— Не волнуйся, Джуди. Здесь обслуживают до девяти, а потом, вплоть до полуночи, можно подкрепиться бутербродом в клубе «Девятнадцать», это тут же, под нами. Да и кроме того, ты же видела шоссе 41: во Флориде найти где поесть не проблема, не пропадет твой бедный изголодавшийся папочка.

Нижняя губа у девчушки начинает дрожать, и она не выдерживает:

— А может, у него денег нету!

— Как это нету? Ну не совсем же?

— У него часто совсем нет денег, — объясняет она. — И счета приходят, и разные люди, а маме нечем заплатить. — Она ловит глазами лицо матери, спохватившись, что сказала лишнее.

Пру ни на кого не смотрит, сосредоточенно вытирая сыну рот, где в уголке прилип кусочек картошки.

— Да, в последнее время нам трудновато, — говорит она не слишком внятно.

Но Гарри не хочет этим удовлетвориться.

— В самом деле? Но этого просто быть не может. Он заколачивает пятьдесят тысяч в год, со всеми процентами и премиями. Мой отец содержал всю нашу семью на двадцать две.

— Гарри, — перебивает его Дженис голосом, каким ее мамаша говорила незадолго до своей кончины, когда почтенная вдовица усвоила манеру устанавливать для всех свои правила, — у людей теперь иные потребности, нежели были когда-то у твоего отца. Тогда вообще жили проще. Я прекрасно это помню, сама так жила. Вспомни, какие у нас были развлечения, когда я бегала к тебе на свидание. Ну, сходим в кино — семьдесят пять центов за билет или сыграем в мини-гольф на шоссе 422 — и того меньше. Ну, выпьем «под занавес» по стаканчику содовой в кафешке, и ведь по тогдашним меркам это называлось «славно провести время».

Очень даже славно, как он припоминает, особенно если после долгой возни с поцелуями и тисканьем ее груди под блузкой ему удавалось наконец как следует подогреть Дженис и она милостиво допускала его до себя, до своего теплого, влажного, чуточку шероховатого и шелковистого, как домашняя туфля, естества. Если же у нее были месячные или на нее накатывал порыв добродетельности, она могла из сочувствия протянуть ему руку помощи, а остальное он делал сам — ерзал, дергался и наконец извергал из себя белую, как мякоть омара, кашицу. Такую белую, что даже неловко, право слово, и вытирать потом — намучаешься. В машине ему больше всего нравилось, когда Дженис усаживалась на него сверху и он держал ее за попку, а в лицо ему тыкались ее соски. И они все делали вместе, и после все было чисто, никакого безобразия.

Ее мысли между тем текут по совершенно иному руслу, и она продолжает развивать начатую тему:

— Нельсон должен прилично одеваться, чтобы производить на клиентов хорошее впечатление, да и дети нынче не то, что раньше — кубики, мячики, им теперь подавай видеоигры .